Несуществующие живые: в ставропольский приют привозят людей со свалок и теплотрасс
Читайте также:
Приюту в поселке Кумской Минераловодского городского округа несколько лет. Здесь со всего Ставрополья принимают людей, потерявших документы, жилье, память, здоровье. Люди оказались никому не нужны, кроме Ольги Ширяевой, ее помощниц и неравнодушных, тех кто поддерживает.
Мы едем к брошенным людям вместе с волонтерами из группы Instagram volonter26 еще в предрассветной темноте, везем большую газель необходимого: одежду, посуду, еду, ковры, телевизор, средства гигиены и много чего еще. Оказывается, что Кумской — крошечный населенный пункт, где живет примерно 500 человек, и еще 64, которые обрели новый дом.
Почти все они до этого долго жили на улице: на свалках, теплотрассах, заброшенных дачах, в картонных коробках. Многие не то что не имеют никаких документов, а не помнят своего имени, откуда они и что было раньше, есть ли родственники. Конечно, буквально поголовно люди пили. Но у каждого есть своя история падения: от счастливого детства до свалки и антифриза, абсолютного одиночества на улице. Когда нет паспорта, и значит не положена пенсия, даже гражданство. Живой человек, которого вроде и нет. Одни винят во всем себя, других обманули черные риэлторы, третьих Ольга забрала из психбольницы, а есть и такие, которых сдают родственники, чтобы не мешались, ведь не просто ухаживать за инвалидом, пусть и родным. В единственном частном приюте на Ставрополье же ухаживают, и люди идут на поправку, видимо, чувствуя, что наконец-то стали кому-то нужны.
Нас встречает любопытная старушка в одном халате и вязаной голубой шапке. Говорит, что ей не холодно, что в приюте она много лет, но не помнит сколько.
— Я не знаю откуда сама, только фрагментами что-то вспоминаю, но документы есть… Как я попала? Везде я выселена, какие там родственники, я интернатская, а дочь есть. Приезжает ко мне, вот жду от нее посылку, у меня даже спичек нет, — неаккуратно прячет в карман полный коробок женщина. — А я еще и радисткой была, а моя мама — сварщицей.
— Это Альбина, наша девочка, — подходит к нам хозяйка приюта Ольга Ширяева. — она была военнослужащей, в пресс-службе безопасности работала в Ставрополе. Ее выгнали, она жила в сарае в Левокумке, муж ее бросил из-за того, что у нее шизофрения, и в психиатрической больнице я ее нашла. Она и еще несколько человек делят дом со мной. Остальные — в соседнем здании.
Мужчины начинают разгружать машину, с любопытством заглядывая в пакеты. Хозяйка разводит руками, мол, и не знала, что бывает такая большая помощь, что сама никогда не просила людей помогать, потому что стеснялась.
— Мы всегда боимся, чтобы хуже не сделать, а благотворительностью я занимаюсь 13 лет.
Выглядывает худой мужчина с татуировками, спрашивает, привезли ли махорку. Это Сергей Уцика, у которого паспорт есть, но несуществующего государства — СССР, поэтому и пенсия не положена. Его нашли на дачах под Пятигорском. До этого он долго сидел в тюрьмах правда не может вспомнить — каких именно.
— Покажите руки, — прошу я рассмотреть татуировки.
— Да это все дурость. Я родился в Казахстане, в 7 месяцев мама меня привезла к бабушке в Пятигорск и оставила. А потом пошли детские колонии, тюрьмы. За примерное поведение посадили, — пытается шутить Сергей. — Я помню в лагере одного убил, мне 12 лет дали и отправили на Урал. Убил, потому что всех он сдавал, а нельзя никого сдавать.
Заходим в тепло, в комнатах на кроватях лежат мужчины. Некоторые из них парализованы. Чтобы как-то скрасить свою жизнь, почти все выдумывают себе прошлое и выдают его за реальность. Мужчина, сидящий в кресле, неожиданно вспоминает, что из Кущевки, хотя до этого в приюте от него ничего добиться не смогли кроме имени — дядя Коля. Даже проверяли по отпечаткам пальцев, но найти не смогли.
— Я на тракторе работал, у бизнесмена, деньги платили, а когда я ехал домой на электричке, у меня сердце прихватило. Люди в скорую позвонили, и меня с инсультом в больницу положили. Жена умерла, где-то сын есть. Служил в войсках морпехом на Дальнем Востоке, а сын служит в спецназе, поэтому информация по нему скрыта, — рассказывает мужчина и непонятно: есть ли в этой истории правда, сколько ее, или он выдумывает.
На нас внимательно смотрит лежащий мужчина с огромной вмятиной на голове. Подхожу к нему, и он медленно поднимается и садится. Смотрит на меня огромными глазами, не мигая. Почему-то от этого пронзительного взгляда мне становится страшно. Словно твою душу взяли и утаскивают в глубокий колодец, а я не могу пошевелиться.
— Я Саша Никитин. Работал в Сочи перед Олимпиадой. И мне там понравилось, тепло, и я остался. Пять лет в Адлере жил, забыл, что такое снег. На стройке упал со второго этажа, пробил голову. Меня отправили в реабилитационный центр в Минводы, а оттуда - сюда.
— Семья у вас есть?
— Разведен. Они приезжали ко мне в Адлер как-то летом, а сюда не приезжают. Я далеко живу - в Иркутской области. Никто не знает, что я здесь. Телефон исчез еще в Адлере, а я не знаю номеров. Связаться невозможно. Мне идти некуда, только в Иркутскую область, а это пять тысяч верст. Лучше здесь, чем на улице. У меня очков нет, и я как слепой котенок. Просто лежу.
— Чего хочется?
— Домой. У меня мама жива, отец жив. Живут в Саянске, микрорайон 2Б (Солнечный), дом 8, квартира 7. Жду, когда они сделают мне инвалидность, тогда деньги будут, очки себе сам куплю, и домой поеду. Я со второго класса в очках.
— Мы делаем ему инвалидность, никто его не ищет. Он такого не рассказывал, мы много раз спрашивали, может сейчас придумал, — удивляется Ольга Ширяева. — Ну сложный контингент, все время разное рассказывают… В «Свистуху» (Свистухинский центр социальной адаптации для лиц без определенного места жительства и занятий, — прим. «Блокнота Ставрополь») лежачих не берут, я позвонила в министерство соцзащиты, а там про одного нашего мальчика сказали: «он что, еще живой?». А этот человек говорить не может, мычит, певун наш, мы его прозвали «Витасом». Я пошла в паспортный стол, а там говорят: «а он паспорт хочет? Может не хочет. Он должен сказать». А он не говорит. Ищем людей, у некоторых по 8 лет не можем найти паспорт, куда только документы не подаем, памяти у людей нет, ничего про себя не помнят. А вот интересный парень у нас, привезли сотрудники администрации Лермонтова. Он там ходил побирался, а сейчас не ходячий.
Хозяйка приюта показывает на с виду интеллигентного приятного мужчину, читающего книгу.
— У меня семья в Лермонтове бывшая, дети, внуки. Я отделочник, на работе поранил ногу, два месяца в гипсе, работу потерял, начал бухать. Все как у всех нормальных людей, — смеется мужчина. — Я читать люблю, есть хорошие писатели, а есть плохие. У меня такая натура, не всех запоминаю. Юлиана Семенова в свое время обожал. Хочу на ноги встать, обрести прописку, там и работу найду. Вообще жалею, что в свое время в ВДВ не пошел. Надо в жизни что-то менять, конечно...
К нам подходит мужчина на костылях, вокруг которого юлой вьется черная дворняга Кнопа с ласковыми глазами. Это Юрий, который Ширяеву знает с детства, даже вместе учились в школе. Когда его привезли в приют, он мог только ползать, перенеся инсульт.
— Месяц назад шел по улице — женщина лежит на асфальте. И никто к ней не подошел. А может ей плохо, никому не нужно, даже не смотрели в ее сторону. И патруль полицейский в том числе прошел. А у меня сейчас ни жилья, ничего, — резко переходит на себя Юра. — Я два года на войне был, три раза в тюрьме. У меня два брата родных есть, но не общаемся.
— Жестока к вам судьба была…
— Мир изначально поделен на черное и белое. И в жизни поменялось многое, и во власти. Вот Путин, — второй раз Юра резко меняет тему, переходя с личного на политику. — Я его от души поддерживаю, он работяга, первый президент, который с бабушками в церкви со свечками стоит. Он в свитере и джинсиках простеньких без всяких понтов. Сколько за него врут! Что якобы у него и острова, и замки, то он на китаянке женился! А он все время на работе, включите телевизор — посмотрите, некогда ему. И на самолете летает и на дне Байкала был…
— Был, теперь космос впору покорять…
— Вот вы смеетесь, а никто из других президентов так не сможет, особенно американский.
Выясняется, что в приюте Юра обзавелся женой-чеченкой, и их, как семейных, отселили отдельно, чтобы не мешать. Он ведет меня к себе посмотреть на жену, жалуется, что 10 лет ей документы не могут сделать, потому что вроде как нет такого человека. Меня аккуратно предупреждают, что женщина сложная и временами агрессивная. Юра открывает скрипучую дверь пристройки, где в темноте лежит женщина и смотрит телевизор, а рядом с ней устроился бело-кремовый щенок. Она садится, лицо почти полностью завернуто в платок. Видны только глаза. Я переминаюсь и ухожу, понимая, что диалога не произойдет. Да и время уезжать.
Как зачастую и бывает, оказывается, что помогают Ольге люди небогатые, но регулярно. К тому же магазины привозят продукты, свежий хлеб. Приют объединяет в себе функции и психо-неврологического интерната и дома престарелых, а в некоторых случаях и хосписа. Берут всех, не закрывая на ночь калитку на замок. Кто-то остается у Ольги на годы, понимая, что больше идти некуда, да и другой раз может не повезти, и не встретить в нужный момент такую женщину. Особенно если данные о человеке так и не нашлись, и доживать приходится в облике несуществующих живых. Другие, оформив документы, переходят в семьи, согласные взять на попечение.
Александра Верищак
Столкнулся с бедой, а власти не помогают? Заснял что-то необычное? Есть чем поделиться? Или хочешь разместить рекламу на наших площадках?
ПРИСЛАТЬ НОВОСТЬ
