Рак-дурак, но умирать я не готова: история ставропольчанки Екатерины Каверзиной, которая 1,2 года боролась с онкологией

В январе 2020 года уроженка Благодарненского горокруга Екатерина Каверзина (в девичестве — Зарайская, творческий псевдоним — Ставицкая) с легкостью выполняла отжимания, стоя на руках, и садилась на шпагат. Уже к концу 2020 ей поставили страшный диагноз — рак шейки матки 4 стадия. Яркая и насыщенная жизнь 36-летней девушки погасла буквально за 1,2 года, последний месяц которого ушел на подготовку обращения в редакцию «Блокнот». Что привело Екатерину в последние минуты к журналистам — расскажет Кристина Ипатова.

Я познакомилась с Катей в рамках редакционного задания в феврале 2021 года. При первой встрече я поняла, что моя собеседница — яркий и необычный человек, любящий жизнь больше всего на свете. В этот момент она столкнулась со стеной безразличия краевых медиков и искала способ предать свою беду огласке. Нам удалось встретиться с ней всего два раза. О муках девушки в последние дни ее жизни мне уже потом сообщила ее мама Галина Николаевна.

С чего все начиналось

Проблемы «по-женски» Екатерину беспокоили всегда, но она справлялась с болями, систематически посещая гинеколога. В мае 2019 года ей удалили трубы и кисты в яичнике и матке, провели биопсию и гистологию, которые не показали ни намека на онкологию.

Колорист Екатерина Ставицкая за работой 

Первый «звонок» дал о себе знать в марте 2020 года. У Кати начались особенно болезненные менструации, унять которые могли только таблетки. Девушка сослалась на простое воспаление и не придала этому значения. В один из рабочих дней она почувствовала неладное — начала сильно кружиться голова, в теле появилась слабость. Состояние настолько резко ухудшалось, что перфекционист Катя скрепя сердце отпустила клиентку, не закончив окрашивание. Приехала скорая, и медики пытались увезти девушку в гинекологию, однако она отказалась, отметив, что уже запланировала визит к «своему» специалисту.

Пару дней Катя летала и порхала, а затем снова слегла со странным самочувствием. Впервые за 35 лет тонометр показал давление 150 на 100. Она попыталась снизить показатель и купировать боль, не помог и приезд скорой помощи. Менструальный цикл затянулся, утомляемость превратилась в перманентное состояние. На ультразвуковом исследовании сразу несколько врачей уставились в монитор, а когда Катя приподняла нижнюю часть тела и кровотечение усилилось, они незамедлительно направили ее к гинекологу.

— Выйдя из кабинета УЗИ, я услышала от медиков в коридоре страшное слово «онкология». Бегу в четвертую поликлинику к своему гинекологу, врач смотрит результаты и приглашает на кресло. И тут у нее округлились глаза, она отметила, что такого размера шейки матки у меня никогда не было. Доктор не осмеливалась сказать что-то конкретное и направила в онкологический диспансер, взяв биопсию. Позже оказалось, что это были не менструации, а кровотечение, — начала рассказ Екатерина.

Спустя неделю девушка пришла за результатами биопсии и гистологии. Врачи отдали Кате обычную выписку с диагнозом «Плоскоклеточный рак, высокодифференцированный рак шейки матки» и сказали отвезти стекла (используемый при проведении гистологии образец с биоматериалом, прим.ред.) в онкологию.

Выписка, по которой Кате поставили «окончательный» диагноз в онкологии 

— Я шла и рыдала. У меня рак. Жизнь нокаутировала одним ударом. Прихожу в патологию за стеклами — на меня рычит работница, мол, не вовремя. Но как только увидела диагноз стала мягче и все отдала. Сразу не медицинское проснулось, а человеческое, — со слезами на глазах вспоминала Катя.

Девушка понимала, что ставропольская медицина работает по принципу «рука руку моет», поэтому обратилась к знакомой для того, чтобы та порекомендовала ей грамотного гинеколога в онкологии. И дальше начались «гонки по вертикали».

— Я надеялась максимум на вторую стадию. Сажусь на кресло к гинекологу, она смотрит и говорит отменять все свои планы, потому что сегодняшний день пройдет в обследованиях. В кипе документов, которую я дала врачу, затесалась выписка с моим диагнозом. На ее основе мне и подписали «приговор». Я обратила внимание, что еще есть стекла, дабы она поставила более точный диагноз глядя на них, но врач сказала, что они не понадобятся. Физиотерапевт заявил, что речь об операции не стоит и лечить меня будут радикально-лучевой терапией. Я выдохнула, подумала, что все обойдется, раз без вмешательства. Врачи сказали, что отсутствие возможности операции — дурной звонок, но ничего конкретного не говорили. Они уже тогда знали, что у меня за диагноз, но ни один не осмеливался произнести его вслух, — продолжила ставропольчанка.

Те самые стекла,которые откинули при постановке диагноза 

Далее Катю быстро «прогнали» по обследованиям, и уже в августе 2020 года положили в радиологическое отделение ставропольского онкодиспансера.

Спасибо, CoVID-19!

Адские боли во время пребывания Кати в больнице начинались по щелчку пальцев. Девушка буквально ползала и сдерживала крик, при этом стараясь не допекать других пациентов. Медсестры, видя состояние ставропольчанки, даже оставляли на ночь возле ее тумбочки обезболивающие и дали свой телефон, чтобы она звонила при приступах.

— Я провела в этом отделении всего неделю. Меня и всех больных выписали из-за контакта с ковидным пациентом. За этот период успели сделать 2 процедуры лучевой терапии из 30 положенных. Ждать у моря погоды я не хотела, поэтому решила не тормозить лечение, а выждать самоизоляцию и отправиться в Санкт-Петербург в центр онкологии имени Петрова на консультацию. Близкие, друзья и знакомые помогли собрать средства на поездку. Выбить бесплатное направление в Питер было за гранью фантастики — наши врачи почему-то ревностно относятся к этому, — обозначила Екатерина и указала, что в начале сентября она уже была в северной столице России.

Питерские медики, глядя на количество обследований в Ставрополе лишь покачали головами. Их было, откровенно говоря, маловато. Катя осталась на обследования, прошла гистологию, которая перечеркнула поставленный ставропольскими «специалистами» диагноз.

— Рак быстроразвивающийся, G3, агрессивная форма. В онкологии в Ставрополе диагноз мне поставили на основе записки, даже не взглянув на стекла, что в корне не сошлось с результатами в Питере. Уже здесь я получила ответ на вопрос о «профессионализме» наших медиков, — обозначила девушка.

Результаты гистологии, проведенной в центре онкологии имени Петрова в Санкт-Петербурге 

Пока Катя не прошла все назначенные обследования до единого, ее не принимал ни один врач. Доктора без намеков на подачки и благодарности видели, что девушке плохо, поэтому старались как-то ускорить процесс — то талон давали без очереди, то брали ее в приоритет другим пациентам. Химиотерапевт описал ситуацию Кате и сообщил, что по протоколу положена радикально-лучевая терапия, но конкретно в ее случае она может усугубить процесс.

— Радиотерапевт подчеркнул, что нельзя делать лучевую при такой агрессивной форме рака. У нас в Ставрополе и так дали «большие дозы» на первичную опухоль. Слава богу, я сбежала из краевой онкологии. Вспоминаю, как меня трясло после двух проведенных процедур. Есть не могла несколько дней. Моя болезнь могла прогрессировать и вырасти при лечении в Ставрополе, поэтому спасибо, CoVID-19! — выдохнула Екатерина.

Кате назначили 2-3 цикла химиотерапии. В этот момент, по признанию девушки, ее красота уже «увядала» — волосы летели со страшной силой, зубы начали крошиться. Контрольное обследование показало, что химия не принесла должного результата — опухоль распространилась на мочевой пузырь, появилось 2 метастазы в легких. Болезнь прогрессировала, и уже в декабре 2020 года перетекла в 4 стадию.

— Решили провести гистологию для иммунотерапии. Если результат будет положительным, проводят «иммунку», если отрицательный — альтернативный вариант химии. Итог — положительный. Но в Питере иммунотерапию не делают, только в своем регионе по ОМС, — описала вердикт врачей из центра Петрова Катя, рассказывая, что после Нового года вернулась на Ставрополье.

«Зачем расходовать деньги на покойника?»

Врачи в родном регионе встретили Катю с насмешкой и скептицизмом.

— Из-за низкого гемоглобина меня отправили к гематологу в онкологии, которая долго решала, делать мне анализы или нет. Боли снова захлестывали меня волнами, буквально подкашивали в коридоре. Я дышать нормально не могла, не то что стоять или сидеть. Мама поинтересовалась у медсестры, скоро ли врач вынесет вердикт и, показывая на меня, говорила о том, как мне плохо. «Ха, да с ней еще вчера все понятно было!» — со злобной ухмылкой заявила та и ретировалась. Они меня еще тогда со счетов списали, могу дать руку на отсечение, — продолжила рассказ Екатерина.

И снова обследования. Судьбу Кати вершил консилиум из докторов онкологии.

Екатерина Королева, заведующая химиотерапевтическим отделением, врач-онколог краевого онкодиспансера 

— Екатерина Королева, которую называют главным онкологом Ставрополья и несколько специалистов поинтересовались, согласна ли я на переливание крови из-за низкого гемоглобина. Я согласилась, лежала в третьем отделении химиотерапии. По итогу снова обследования, консилиум. И слышу приговор — химиотерапия. Я наотрез отказалась и сослалась на рекомендацию питерских специалистов об иммунотерапии. Какие версии мне только не выдавались — то обследования не те, то еще что-то. Предложила ставропольским «специалистам» показать анализы своему питерскому врачу, но мне с издевкой заметили, что «это ничего не изменит». Иммунотерапия — дорогостоящая процедура, зачем расходовать такие большие деньги на покойника? — прикинула примерную позицию врачей онкологии девушка.

После консилиума Королева еще раз пригласила онкобольную в кабинет и попросила написать письменный отказ. Но Катя заявила, что вдобавок детально пропишет причину отказа. В ответ на это пациентка поймала холодный возмущенный взгляд.

— Она дала бланк. Я на свободном месте пишу конкретно причину «в Питере назначили иммунотерапию». Королева ухмыльнулась, спросив «Что вы там еще напридумывали?», затем заявила, что отправят документы в Москву в клинику Герцена. Ответ придет не ранее 10 дней, — передала вердикт местных медиков девушка.

За все время борьбы с онкологией Катя уже выработала свой механизм, как притупить непрекращающуюся боль. Большинство препаратов приходилось получать по рецепту, в их числе — пластырь на основе обезболивающего наркотического средства, который продается в разных дозировках — по 25 в упаковке с красной надписью, по 50 — с салатовой и 100 мг — с серой. Он эффективнее всего помогал Кате уменьшить боль, но, в ее случае, проникал в глубокие слои мышц только через 5-6 часов после нанесения. Действие компонентов длится в среднем на 48 часов, после необходимо сменить пластырь. Чтобы Катя могла спокойно дышать и спать, ей требовалось 200 мг при протоколе 100. 

После кутерьмы с комиссией Катя осталась ночевать в больнице. Ей нужно было наклеить пластырь перед выходными.

— Из-за нервного перенапряжения пластырь перестал действовать раньше обычного, в 5 утра. Понимаю, что сменить его мне смогут только к 9 часам. И тут снова началась кромешная тьма — я кричала, стонала и ерзала по постели. Уколы с обезболиванием не помогали. В 8:30 кто-то из пациентов палаты уже не выдержал и побежал к Королевой. Та пришла, преспокойно смотрела на меня и заявила «пластырю еще не время». Мои объяснения о том, что предыдущий уже не работает, не помогали. Я рыдала, было ощущение, что меня черти жарят на сковородке, полчаса длились год. В 9 утра пришла сотрудница и начала клеить 4 пластыря по 25 мг, в итоге — 100 мг. Но это же не моя доза, моя — 200 мг! Эти страшные часы я вряд ли забуду, спасли медсестры, которые кололи меня, чем только возможно, и старались отвлечь от боли. В тот день инъекций было множество, даже когда меня выписали, — описала Катя свое самочувствие в тот момент.

«Потерпите немножко, машина уже едет»

Уже в январе, как утверждает девушка, у нее начала сильно опухать левая нога. Постепенно эстетическое несоответствие сменилось адским дискомфортом.

Собственным состоянием Катя делилась с подписчиками своей страницы в Instagram @stilist_katrin

«День без постоянной боли — лучший на Земле» — по такому принципу жили Катя и ее мама Галина Николаевна, которая тщательно следила за самочувствием и состоянием дочери. Девушка сдерживала себя из всех сил, чтобы самый близкий на земле человек не волновался.

— Я готова была сжать зубы так, чтобы они потрескались, лишь бы мамочка не переживала. Схватки — это не больно, рак ни с чем не сравнить. Когда было нестерпимо, вызывали скорую. К сожалению, последние полгода номер неотложки у нас на быстром наборе, — поделилась Екатерина.

Но ставропольские медики оказались не готовы к тяжелой пациентке. Даже именитые врачи с большим стажем выходили из квартиры Каверзиных и говорили, что такое за свою практику видят впервые.

— Приезд дежурных скорой — как русская рулетка. Кто-то из них колол обезболивающие, пожимал плечами и уезжал, бросая меня в пучину боли, кто-то честно признавался, что наркотических препаратов нет. У некоторых молодых докторов аж руки тряслись, когда они видели меня.

Вызовы в скорую переросли практически в ежедневные. В один из дней я думала, что умру — такого состояния давно не было. Пятница, время час пик, пробки. Думаю, не доедут. Мама позвонила в скорую, вызвала, никого нет. И тут набрала я. Во всхлипами начала объяснять оператору о проблеме и услышала: «Катенька, милая, потерпите немножко, машина уже едет». Меня ввело это в легкий ужас, неужели все настолько со мной плохо, что даже операторы знают обо мне? Хочу сказать спасибо девушке на том конце провода, она тогда мне жизнь спасла — медики, действительно, приехали за 2 минуты, — отозвалась о доброте оператора героиня публикации.

Мама Галина Николаевна по доверенности получала за Катю лекарства, потому что девушка могла с трудом передвигаться, превозмогая боль. Семье приходилось буквально вымаливать нужную дозировку вышеупомянутого пластыря — терапевт неоднократно назначала больной по 100 мг. Слыша от матери неутешительную информацию, Катя рыдала и понимала, что врачи не хотят ее слышать.

— Мы долго спорили с онкологом 6-ой поликлиники Анастасией Бесединой о том, когда начинает действовать пластырь. Она твердила мне, что сразу же после нанесения. Но мне-то, как онкобольной на 4 стадии, лучше об этом знать, каждый раз на своей шкуре ощущаю. Еще она всегда боялась, когда мы вызывали скорую. А однажды, когда мама заикнулась о том, что по закону онколог обязана обеспечить эффективное обезболивание, та вообще занервничала. Тут же в вацапе написала перечень «наркотиков», правда и их можно получить только по рецепту, которого у нас не было. Она заявляла, что за 6 лет своей практики индивидуально каждому пациенту подбирает лекарства, но на деле все иначе. Как только пригрозили, что мою дозировку обсудим с минздравом, тут же прописала морфин, выдала рецепты и согласилась, что пластырь все-таки действует спустя 6 часов после нанесения, — обозначила собеседница.

После того, как Каверзины добились нормального обезболивания для Кати, они окрепли духом. Следующая цель — решить вопрос о Катиной жизни, а именно, об иммунотерапии.

Надежда на спасение и жизнь без боли

Ждать 10 дней, когда придет ответ из Москвы, семья не могла. На счету была каждая минута. А в онкологии время тянули, как могли — они положили Катю в больницу для поднятия гемоглобина, сделали переливание крови.

Александр Кузьмин, зампред краевой думы Ставропольского края

— На комиссии после переливания спросили, согласна ли я на химию. Ответила, что дождусь результатов из Москвы. Ну раз нет — тогда пошла вон, выписали. Гарантии того, что они отправят документы и докрепят исследования из Питера, у меня не было. В краевом минздраве никто меня слушать не хотел, все время обещали перезвонить. Ни одна дверь не открылась, но с помощью моего ангела-хранителя — волонтера Ольги Яковлевой @volonter26 — нам удалось связаться с депутатом Санакоевым, министром здравоохранения Колесниковым и зампредом думы Ставропольского края Александром Кузьминым. Александр Сергеевич выслушал всю мою историю от и до, а что сделал дальше, честно, не знаю. На следующий день после моего звонка ему со мной связалась Наталья Орехова — замглавврача по клинико-экспертной работе ставропольского онкодиспансера, — рассказала Катя.

Наталья Орехова, замглавврача по клинико-экспертной работе ставропольского онкодиспансера

Далее собеседница отметила, что замглавврача приветливым голосом спросила о самочувствии и отметила, что результаты из Москвы придут до 23 февраля 2021 года и добавила, что лично пересмотрит ее карту.

— Я поинтересовалась у Натальи Владимировны, что по поводу группы инвалидности. Говорю, что у меня ее нет. На другом конце трубки услышала чуть ли не падение в обморок. «Как так? У вас до сих пор нет инвалидности? Готовим документы». С этого момента все зашевелилось, — констатировала факт онкобольная.

После февральских праздников Орехова позвонила Кате и пригласила ее на госпитализацию — ответ с Герцена пришел положительный, иммунотерапию подтвердили. Девушку бесплатно положили в платную палату, провели обследования, назначили комиссию.

— Вот уж, действительно, только из-под палки все делается. Если бы не Александр Сергеевич, никто бы не был со мной так обходителен. Я ждала, пока меня вызовут на комиссию, но пришла лечащий врач и сказала, что все хорошо, окончательно утвердили иммунотерапию. Я поинтересовалась, почему меня не пригласили в кабинет, на что получила ответ: «Они не захотели вас видеть». Аж рассмеялась, видимо, бессовестным врачам стыдно стало. В этот же день мне провели первую процедуру иммунотерапии, а уже 25 февраля я получила первую группу инвалидности. Вот она, моя надежда на спасение и жизнь без боли, — победно подчеркнула девушка.

Мой разговор с Катей затянулся. Смеялись, обсуждали планы на жизнь, как преподнесем статью, иммунотерапию. Как рассказывала онкобольная, эта процедура «мягче», чем химия, однако и действие наступает не сразу, а примерно через 3-4 недели. Врачи назначили Кате 3 курса, последний из которых прошел 14 апреля. Уже 4 мая девушке должны были сделать обследование и сказать, что болезнь регрессирует. Должны были.

— У меня нет времени проверять, подходит мне химия или нет. Я верю в иммунотерапию и свой организм, верю, что все будет хорошо. Врачи заявляют, что четвертая стадия — все, смерть, но есть же случаи, когда больные уходили в ремиссию? Рак-дурак, но умирать я не готова. Еще повоюем со ставропольскими медиками! — завершила наш разговор Катя.

Екатерина обожала тематические фотосессии и проводила их, несмотря на болезнь

Безудержный оптимизм, которым она зарядила меня в этот вечер, я не могу сравнить ни с чем. Если Катя, человек на четвертой стадии онкологии, может шутить и улыбаться, превозмогая боль, на что жаловаться мне? Я покидала квартиру Каверзиных, думая, что скоро мы увидимся и вместе создадим содержательный материал о недуге, вот только бы поскорее закончилась третья иммунотерапия и все ее проблемы. Но они только начинались.

«Что делать? Держать за руку и молиться!»

Вторая иммунотерапия далась тяжело — накануне Катю отправили в больницу с сильным кровотечением. Все обошлось, девушка прошла курс. Третий по плану должен был состояться 13 апреля, 14 Катю положили в онкологию.

С этого момента я вела беседы с мамой покойной — Галиной Николаевной.

Семья Зарайских

— Пластырь в онкологии снова наклеили с дозировкой в 100 мг, хотя уверяли, что там 200. Перед процедурой Кате даже не показали дозу, лишь успокоили, что все будет хорошо, но она увидела салатовую упаковку препарата и пазл сложился. Никого обезжиривания кожи и правильного нанесения не обеспечили. Она до последнего не говорила мне, что страдает, отказывалась, чтобы я забирала ее из больницы и привозила пластырь. Катя хотела сбежать из этого ада. В коридоре завотделением Лозовая увидела мою дочь, ползущую на выход, и сказала остаться. Катя простонала, что без пластыря ей никуда, а здесь давать еще 100 мг отказываются. Лозовая отпустила ее домой, но попросила, чтобы дочь не вызывала скорую. Видимо, боялась скандала, — начала рассказ мама Екатерины Галина Николаевна.

Таксист с трудом помог девушке добраться до квартиры. Галина Николаевна в этот день наклеила дочери пластырь и тут же вызвала скорую.

Состояние стремительно ухудшалось. Катя начала ходить с бадиком. Спустя неделю у девушки начала резко подниматься температура, и Галина Николаевна сбивала ее жаропонижающими.

— 24 апреля у нее была температура 39,5. Препараты не помогали. Померили еще раз — 40.2. Немедленно звоню в скорую. Смотрю, что пальцы на здоровой ноге у нее начали синеть. Обезболивающие помогли, она уснула. На следующий день к Катюше пришли подруги, сидели до 23 часов, она светилась от счастья. 

Последние счастливые мгновения жизни Екатерины Каверзиной, которые она провела с друзьями

Проводили гостей, легли спать. И уже примерно в 2:30 я вскакиваю из-за дикого крика — у Кати начались резкие боли в животе. Вызываю скорую, медики вкололи ей сильные обезболивающие, просидели около часа. Боль не отступила. Сотрудники скорой пожали плечами и уехали. Спустя 15 минут вызываю бригаду повторно, — продолжила рассказ Галина Николаевна.

Мама понимала, что единственная соломинка, которая может спасти Катю — реанимация. Она всеми силами пыталась убедить оператора скорой забрать дочь, но на другом конце трубки настаивали на приезде бригады.

— Приезжают знакомые нам дежурные, которые до этого уже посещали Катю. Я говорю им, надо в реанимацию, время идет. Один из них с порога цокнул «А что я могу сделать?». Параллельно звоню в скорую и прошу их забрать Катю в реанимацию, но оператор сказала, что «доктор уже все решил». Сделали инъекцию и собрались на выход. Я уже с истошным криком обращаюсь к ним, спрашивая «Ну что же делать?». Врач повернулась ко мне и сказала «Держать ее за руку и молиться», — со слезами на глазах вспоминает мама Екатерины.

Невероятные мучения, которые переживала в эту ночь Катя, зафиксировала Галина Николаевна:

С 5 утра семья попыталась связаться со всеми, с кем возможно. Со слов Галины Николаевны, медики мешкали и откладывали реанимацию, как могли. Они то ссылались на то, что койки все выделены под ковид, то говорили, что проблемы в том, что смена дежурных поменялась.

— Мне перезванивают и говорят: «Галина Николаевна, сейчас новая смена будет использовать административный ресурс, чтобы вас отправить в реанимацию». «Да мне плевать на ваши ресурсы, мой ребенок страдает на протяжении нескольких часов, этот вопрос можно было уладить и раньше» — уже кричу я в ответ. «Это сложный процесс, мы не знаем, куда вас отправить. И никакой Колесников вам не поможет» — отвечают мне. Разговор завершился, и минут через 15 после работы новой смены они позвонили еще раз и предложили реанимацию в 4 больнице, — с негодованием и злостью вспоминает те моменты Галина Николаевна.

Приехала бригада реаниматологов, Катю доставили в 4 больницу. До последнего Галина Николаевна надеялась, что дочь придет в себя, но ее встретил доктор, в глазах которого читались страх, ужас и отчаяние. Он сообщил, что Катю переводят на ИВЛ, так как она не может самостоятельно поддерживать дыхание. «Просто сделайте все, чтобы она не мучилась», — отметила ему мама. Затем Катя впала в кому.

— Мне позволили посетить Катюшу в реанимации. Я зашла и увидела свою доченьку, увешанную трубками, через которые подавали воздух и питание. «Катюша, все будет хорошо, мамочка тебя не бросит» — повторяла я в тот момент, чувствуя, что она слышит меня. 

После несколько раз звонила, чтобы поинтересоваться ее самочувствием, доктор был занят. Он подтверждал, что пока все без изменений, состояние крайне тяжелое. В 22:00 от усталости я рухнула на кровать, а в 22:30 меня разбудил страшный звонок. «Галина Николаевна, к сожалению, Екатерина Евгеньевна умерла», — с замиранием сердца вспомнила детали того страшного дня мама онкобольной.

Она любила красный

Апрельский ветер в Ставрополе обдувает мои руки. Я понимаю, что сейчас иду на похороны к человеку, который был до одури влюблен в свою жизнь. Захожу в цветочный магазин и беру розы с черной лентой.

— Вы на похороны к 36-летней девушке? До вас у меня было много клиентов и все они просили именно красные розы. Видимо, она любила этот цвет, — обозначила продавщица в цветочном магазине. Да, любила.

Возле комнаты прощания в морге той самой 4 больницы, где проходили последние часы жизни Кати, собралось много людей. Было видно, что не все они — близкие родственники. Здесь и подруги, и знакомые и даже подписчики Кати в Instagram, в котором она освещала подробности своей болезни и давала надежду на счастливый конец. Радостная улыбка исчезла с ее лица, остались лишь мама, брат, папа, племянник и родные дома в Благодарном, преданные друзья и неизменный красный цвет, который теперь сопровождал девушку в виде траурных букетов.

Фото с похорон Екатерины Каверзиной, 28 апреля 2021 года

— Хочется поблагодарить Ольгу Яковлеву — волонтера, которая спасала нас, несмотря ни на что. Она, действительно, очень любила Катю и поднимала министерство, когда это было так необходимо. 

Ольга Яковлева, волонтер

Отдельная благодарность Гаяне Абрамян — терапевту 4 больницы, выручавшую в самый экстренный момент. 

А вот Екатерина Королева и Анастасия Беседина — самые равнодушные медики в мире, которых мне довелось встретить. 

Таких случаев наплевательского отношения к онкобольным — десятки тысяч по всей стране. Не вписываетесь в рамки — потерянный человек. Где порядок, где выполнение своих обязанностей медперсоналом? Мы с Катей были за то, чтобы пациенту разъясняли права, а не говорили то, что выгодно на данный момент. За то, чтобы больного стремились вылечить и поставить на ноги, а не записывали в покойники раньше времени. Ведь все руководство края, все ответственные структуры это видят и знают и при этом никто даже мизинец не напрягает в ту сторону! Почему?— подытожила Галина Николаевна.

Кристина Ипатова

Новости на Блoкнoт-Ставрополь

Столкнулся с бедой, а власти не помогают? Заснял что-то необычное? Есть чем поделиться? Или хочешь разместить рекламу на наших площадках?

ПРИСЛАТЬ НОВОСТЬ